Перевод статьи: Павловская Ольга, психоаналитик, www.pavlovska.kiev.ua
Статья опубликована в European Journal of psychoanalysis (EJP), № 2, 2014/2
Резюме статьи:
Что такое обсессивный невроз как таковой, нелегкий вопрос, потому, что даже самый характерный симптом, такой как ритуал или обсессивно-компульсивное расстройство (ОКР), как его называют в настоящее время, принадлежит самым разным личностям.
Лакан использовал модель структуры, предполагая, что нет симптома, который бы характеризовал одну структуру или один клинический тип. Диагноз основывается на согласованности всего, что соответствует невозможности говорящего существа быть приведенным к единому порядку: невозможно унифицировать живое тело и субъекта, представленного означающим.
Эта невозможность может быть организована двумя способами: психотическим и невротическим.
Невротик, мужчина или женщина, - это некто, кто борется с Другим. А невротические стили (обсессивный или истерический) - это разные способы реагирования на недовольство, вызванное тем, что Другой может вводить в заблуждение.
Обсессивный субъект хочет жить в мире без какой-либо нехватки, потому, что одна нехватка уже может разрушить все здание. Но навязчивый невроз состоит не только из контроля, но и из симптомов, которые сигнализируют о неспособности контролировать.
Вторая часть вопроса - это половая дифференциация обсессивного невроза. Лакан оставил место для такой дифференциации, предположив, что у женщин не все выводится из фаллической логики. Однако, даже если мы можем говорить об обсессии у женщин, мы не можем говорить о женской обсессии. Клинический случай продемонстрирует, почему не существует другой обсессии, кроме как веры в фаллос, застывший в вечном затвердевании.
Больше ли сейчас обсессивных женщин, чем раньше? И каковы последствия современного дискурса, который не оставляет места для обозначения различия, фаллического означающего? Сегодня мы живем во времена прозрачности и политкорректности. Вот почему мужской, как и женский навязчивый невроз, выступает как невольный остаток того факта, что невозможно заключить контракт со своим удовольствием.
Если мы хотим говорить о женском навязчивом неврозе, мы сначала должны знать, что такое навязчивый невроз как таковой. Это непростой вопрос, потому что даже самый характерный симптом, такой как ритуал или ОКР (обсессивно-компульсивное расстройство), как его называют в настоящее время, принадлежит самым разным личностям. В самом деле, что общего у того, кто весь день плачет, думая о своем покойном отце, с человеком, который не может выйти из дома, не проверив двадцать семь раз, выключены ли газ и краны?
Лакан использовал модель структуры, потому что нет симптома, который бы характеризовал одну структуру или один клинический тип. Диагноз основывается на согласованности всего, что соответствует невозможности говорящего существа быть приведенным к единому порядку: невозможно унифицировать живое тело и субъекта, представленного означающим.
Как мы знаем, эта невозможность может быть организована двумя способами:
1. Мы можем ссылаться на Другого, то есть на кого-то, кроме нас самих - того, кто лучше знает, что мы делаем, и кого мы признаем в качестве ориентира и судьи. Это звучит довольно религиозно, и это на самом деле так: это религия отца, которой Фрейд заменил выдохшеюся религию Бога, и которую Лакан заменил религией отцовской функции, то есть логики, которая позволяет преобразовать веру в Высшее Существо, в уверенность возможного единства с ним. Субъект знает, что он испытал этот опыт единства в симптоме, симптом является для субекта наиболее уникальным его достоянием и отличает его от других. Затем Лакан совершает последний рывок и переходит от религии логики к религии синтома как уверенности. Как полагают французы, эта уверенность - скала, например, как и упрямство Фрейда, который спутал главное означающее с бедным обсессиленным отцом.
2. Другим способом организовать предельное несоответствие между живым существом и означающим, которое его представляет, является попытка исправить Другого так, чтобы он соответствовал реальности мира, в особенности, существованию, присутствию и голосу субъекта. Так как в этом Другом не работает функция отца, и поскольку главное означающее распыляется, мы знаем, что здесь мы имеем дело с психотическим хаосом, за которым следует более или менее гениальная реконструкция, выполненная самим субъектом, чтобы создать мир, который держится вместе. Мы сразу видим, что именно ритуалы служат этой цели создания мира. Ритуалы - это знаки, которые выражают, а также питают веру субъекта; они сигнализируют о подчинении субъекта исключительно закону означивания, и это не отвечает какой-либо необходимости, вытекающей из чувства долга или инстинкта.
Никакая потребность не объясняет ритуал - ни желание прославиться, ни простое выживание. Обряд может быть смехотворным; определенным образом это даже должно быть так, чтобы нелепость была не результатом простого совпадения, а выбора. Впрочем, обряд должен быть не только нелепым, чтобы питать веру, но должен поддерживать призыв к закону означивания. Короче говоря, роль ритуалов состоит в том, чтобы установить достаточную связь между миром реальности и миром слов, чтобы обеспечить существование племени. Обряд гарантирует, что мир движется и позволяет субъекту делать то же самое.
Если мы вернемся к первому способу - неврозу, мы столкнемся с несколькими стилями неврозов: истерический, обсессивный и фобический невроз.
Как их можно отличить, и позволяют ли они нам регулировать все человеческое поле, которое не происходит из безумия? Как мы уже говорили, невротик, мужчина или женщина, это субъект, который делает ставку на Другого. Другой знает и выносит суждение о невозможности унификации субъекта и удовольствия, которое на него влияет, то есть о невозможности унификации субъекта с различными аффектами, воспринимаемыми телом. Этот Другой, который знает и выносит суждение, обязательно структурирован, и для того, чтобы соответствовать самому определению структуры, он также должен быть прошит отсутствием. Другому всегда не хватает окончательного значения, которое гарантировало бы этого Другого как истинного Иного и превращало бы веру в Другого в уверенность. Здесь вы можете узнать, что Фрейд сказал об отце: semper incertus. Иными словами, отец происходит только из веры в речь. Отсутствие Другого более чем неприятно для субъекта: оно вызывает беспокойство, потому что все представление, которое субъект создает о себе и своем мире, заключается в этой самой вере в Другого, которого субъект признает как такового.
Невротические стили – это разные способы реагирования на недовольство, вызванное тем, что Другой может вводить в заблуждение, как и вводит в заблуждение сам субъект, который представлен в означающем только через его «подобия». Мы можем легко перенести это беспокойство на пауков или любой другой фобический объект.
Но можно также попросить отца приложить усилие и поместить слово на место этой нехватки, именно потому, что в ней ждет женщина. Здесь мы должны перейти ко второй части сегодняшнего вопроса, а именно к половой дифференциации обсессивного невроза. Почему в этой нехватке есть женщина? Именно потому, что в Другом нет значения, которое бы означивало ее. Я понимаю, что эта идея была шокирующей, особенно в такой стране-поборнике равноправия, как США. Но нет причин для шока, потому что Фрейд и Лакан были солидарны в этом вопросе: они фактически признают только один пол - фаллос. Однако, есть две сексуальные позиции по отношению к фаллосу: с одной стороны «иметь орган, представляющий фаллос» и «не быть фаллосом», а с другой стороны «не иметь орган, представляющий фаллос» и «быть фаллосом". Это приводит к тому, что эти две группы размещаются по отношению к друг другу, чтобы искать, а также избегать друг друга. Более того, Лакан, который не противоречил Фрейду, но пытался концептуализировать этот вопрос, оставил место для чего-то, что у женщин не проистекает из этой фаллической логики. Но, будьте осторожны: истерия не проявляет женского субъекта; истерия лишь ставит вопрос о женском. А поскольку репрезентация женского (слово отсутствует), очевидно, что отец не может ответить, поэтому истеричка поддерживает отца. Иными словами, она стимулирует желание мужчины и обнаруживает себя как его объект, но не из-за жестокости по отношению к мужчинам, а потому, что она хочет, чтобы они стали лучшими мужчинами: она хочет, чтобы их интересовал женский вопрос, и она хочет, чтобы этот вопрос стал вопросом, который действительно помещает ее в фокус его желания.
Напротив, обсессивный субъект хочет держать мир вместе без какой-либо нехватки, поскольку одна дыра уже может разрушить все здание. Мы можем видеть здесь небольшое сходство с нашим описанием психотика и его обрядов, но разница заключается в этом решающем факте, что мир, который должен держаться вместе у обсессивного, - это мир Другого, которого субъект признает и которому он подчиняется при условии, что Другой не прекращает демонстрировать, что мир держится без нехватки. Манифестация пробела в Другом повлечет за собой для обсессивного не провал грандиозной миссии психотика, а предательство веры в отца, веру, которая может быть бредовой, но конечно, не психотической. Навязчивый невроз поддерживается желанием сохранять идеального отца, как и в случае истерии, но с той разницей, что отец не захвачен женской загадкой. Напротив, это отец, которому ничто не мешает в его способности контролировать, отец без какого-либо разрыва, тот, кого нужно подпирать больше, чем поддерживать, так как по определению он не нуждается в какой-либо поддержке.
Таким образом, с одной стороны, как говорит Лакан, мы имеем истеричную сторону без веры, а с другой - обсессивную сторону, выстраивающую мир с гарантией. Мы обычно думаем, что в основном женщины, ищут означающее для возможного означивания той части своего существа, которая ускользает от означивания. Мы также понимаем, что в основном мужчины беспокоятся о хорошем функционировании своего органа, и что нужно пытаться научить их, как им овладеть желанием, чтобы это беспокойство не владело ими. Это даже более верно, потому что, как мы видим, именно желание является неудачей их стратегии, на которую они опираются, чтобы избежать слабости желающего субъекта. Таким образом, для обсессивного субъекта единственным приемлемым желанием является контролируемое желание, но, конечно, если желание контролируется, оно уже теряет свою динамику и ослабляет получение удовольствия от исполнения желания.
Регулирование обсессивного желания далеко не так просто, но что действительно невозможно, так это удовлетворение, которое заключается в самом контроле желания. Иначе говоря, если истерик действует исходя из невозможности этого контроля, чтобы компенсировать его во имя отца, то для обсессивного - отец достоин своего имени и должен сделать потерю контроля невозможной. Я говорил о необходимости контролировать орган, который действует по-своему, тем самым подчиняясь бессознательной фантазии, и часто вопреки желаниям субъекта. Короче говоря, действует по-своему, является ли тело и его желания мужскими или женскими. Конечно, как я уже говорил, у мальчика, у которого есть орган, нет большого выбора, или в любом случае, у него гораздо меньше выбора. Дискурс предписывает разные варианты быть мужчиной, и число этих вариантов ограничено. С другой стороны, количество возможных образов женщин бесконечно, потому, что дискурс не говорит о том, что такое женщина. Можно таким образом понять, что женщины по сути истеричны, и что вопрос их существования как женщин кажется им более настоятельным, чем вопрос бытия говорящим субъектом, отсылающий к всеобщим вопросам и позволяющий мужское (гомосексуальное).
Итак, если невротическая субъективная позиция перед лицом кастрации может быть одинакова у обоих полов, почему бы не существовало обсессивных женщин? Разница между обсессивным мужчиной и женщиной состоит в том, что женщины могут осуществлять свой контроль, определяемый социальным дискурсом в определенной области. Пятьдесят лет назад женщины были по существу окружены домашней вселенной, они занимались ведением домашнего хозяйства, здоровьем семьи и иногда даже благосостоянием семьи. Но с тех пор женщины получили право претендовать на такое же профессиональное соперничество, как и мужчины, их сфера деятельности стала шире и изменилась, что означает, что их симптоматика стала походить на симптоматику обсессивных мужчин.
Тем не менее, существует одно измерение невроза, которое мы еще не разработали, а именно манифестация неудачи субъективной позиции, возвращение провала неудачи вытеснения. Мы уже знаем, что обсессивный невроз включает не только симптом контроля, но также и симптомы, которые сигнализируют о неудаче контроле. И это фиаско, которое пятнает безукоризненную материю контролируемого мира; это пятно - дерьмо, как мы знаем. Это анальное измерение обсессивного желания, вторгающееся именно тогда, когда оно неуместнее всего. Есть ли разница в проявлениях и симптомах, в зависимости от пола? Навязчивые мысли женщин о своей посредственности, неполноценности и дефектности не слишком отличаются от подобных у мужчин. Более специфичен способ проявления их неполноценности, дефектности и посредственности. Кроме мужских обсессивных симптомов, они имеют еще и свои собственные. Например, озабоченность своим телом, красотой или материнством. Однако, даже, если мы можем говорить об обсессии у женщин, я не думаю, что мы можем говорить о женской обсессии; нет другой обсессии, чем та, что возникает во имя фаллоса, застывшего в вечной эрекции.
Рассмотрим случай молодой девушки, которая пришла на консультацию, жалуясь на вторжение в ее жизнь ужасных мыслей и ритуалов, связанных с проверками. Например, она представляла, что случайно может сжечь квартиру, которую ее родители приобрели для нее; или же, что ее унижения и оскорбления заставят ее парня страдать, хотя она чувствует себя с ним счастливой и защищенной. В действительности, она настаивает, ей не в чем упрекнуть родителей, которые делали все, чтобы она была счастлива, хотя иногда они были довольно неуклюжи в этом. Она не вспоминает ни о какой фрустрации, непонимании или насилии в детстве. Она была, может быть, даже слишком избалована; она вспоминает, что не хотела ходить в школу, где у нее были трудности найти друзей. Также она с тревогой вспоминает учительницу, которая ее не любила в детстве. Подобная ситуация повторяется и на работе, она говорит о враждебном руководителе, который грубо унижает ее, упрекая в отсутствии характера и индивидуальности. По сути, она признает, что всегда сомневалась в своей особой индивидуальности, и у нее есть тайный страх, что она довольно глупа. Тем не менее, она утверждает, что уверена, что она не сделала ничего плохого, но ни инфантильная сексуальность или хотя бы сексуальное любопытство у нее не пробуждаются.
После того, как она рассказала об учителе, она заметила, что наши разговоры не умиротворяют ее ритуалы, напротив, они сильнее вторгаются в ее жизнь. Она была глубоко задета воспоминанием о своей враждебности к учителю, что вызвало два других воспоминания: в первом она издевалась над своим младшим братом, он не успевал в учебе, и ее мама потребовала прекратить издевательства. Второе воспоминание заинтересовало ее еще больше, так как она всегда о нем вспоминала с огромной тревогой: однажды ее отец насмехался над ее братом и она присоединилась к нему в этом. Когда ее мама заметила это, она обратилась к ней достаточно резко и агрессивно и сказала: «Ты хочешь нас развести?». Она была ошеломлена эти вопросом. Мама конечно не знала, насколько она права, и дочь не знала. Девушка столкнулась с тревогой и стыдом. Конечно, анализ позволил ей прояснить ее враждебность к матери, за которой скрывалось не только эдипальное соперничество, но и глубинный страх женского пола и нехватки, связанной с ним. Во взрослой жизни, она не воспринимала себя как женщину рядом с мужчиной, а больше как ребенка, который опирается на мужчину и получает от него защиту. Таким образом, мужчина предстает больше материнской фигурой, а женщины — не матери, а в первую очередь опасные враги, желающие ее унизить. Иначе говоря, она совсем не почитала женское и его загадку, подобно истерику; напротив, чем меньше это женское проявляется, тем лучше она себя чувствует ... сдерживая непонятные мысли, которые противоречат ее идеям доброты и мира.
Как писал Фрейд, за обсессией всегда располагается основной невроз-истерия. Ее случай не стал исключением, и как все невротики, она избегает позиции - быть объектом наслаждения Другого, что Лакан обозначил как истерическую стратегию. Но ее личная стратегия избегания представляет из себя отрицание этого желания в его наиболее неконтролируемой и даже непристойной форме, чтобы заменить желание миром волшебной сказки, в которой она играет роль принцессы. И она могла бы преуспеть в этом, если бы не проклятая обсессия! В ходе анализа ей придется понять, что она не маленькая святая, и у нее есть плохие мысли, как и у других. Когда этот момент настал, возник вопрос ее желания и на уровне тела в том числе. Ей пришлось задать себе вопрос, чего она хочет как женщина и как быть одной из них.
Тем не менее, все не так просто с обсессией, Тревога намного больше проступает в обсессивном неврозе, чем в истерии. В действительности, в истерии, именно другой, партнер ведет себя плохо, как мистер К. с Дорой. Какое-то время психиатрия описывала безразличие как прекрасный истерический симптом, что означало, что истерик равнодушен ко всему; напротив, он очень чувствителен к другому и его желанию. С другой стороны, обсессивный субъект берет на себя обязательство организовать идеальный мир, о котором он мечтает. Эта позиция очень близка психотической. Психотик стремится удерживать мир в порядке и не выдерживает даже незначительных колебаний порядка. Но как мы уже заметили, между обсессивным субъектом и психотиком есть разница: если в психозе реконструкция мира достигает мегаломанических масштабов, то при обсессивном неврозе субъект представляет себя одновременно под пристальным судящим взглядом другого и под восхищенным взглядом другого. Скажем иначе, в психозе на карту поставлено существование, существование мира и существование самого субъекта, в то же время при обсессивном неврозе субъект также хочет обеспечить существование, но это существование фаллоса. Удручающий парадокс обсессивного невроза состоит в том, что желание принимается во внимание субъектом лишь если оно абсолютно контролируемое, тогда как контроль и желание несовместимы. Я уже упоминал ранее парадокс, в который был пойман ребенок (мальчик) обсессионал. Он верит, что он слышал от своей мамы фразу, адресованную ему: «Если я узнаю, что ты опередил отца, я выйду за тебя замуж». Повторю, что различие между психотическим и обсессивным субъектом в том, что у обсессионала нарушение порядка не ведет к катастрофическому крушению мира, а ведет к провалу собственного образа. Потеря контроля для обссесивного субъекта - это действие, резонирующее с утратой контроля над содержимым кишечника, что сопровождается смертельным стыдом. Таким образом, в анализе субъект всегда должен горевать по образу идеального отца в истерии, который необходим ему самому при обсессивном неврозе. Мы можем понять, что субъект откладывает момент прикосновения к грязи…....для него даже немного грязи уже означает жизненную неудачу.
Остался последний вопрос: мы соглашаемся, что сегодня намного больше обсессивных женщин, чем раньше. Мы уже отмечали, что на сегоднящний день сферы активности мужчин и женщин слабо дифференцированы по сравнению со временами Фрейда. Тогда три «К» - Kinder, Kuche, Kirche1 о которых говорил Фрейд, собственно определяли поведение многих женщин, чей возраст исключал их из игры соблазнения. По сравнению с сегодняшним днем, этот период был необычайно коротким тогда. Мы помним первые кадры фильма «Унесенные ветром», где Скарлет жалуется, что ей уже 18 лет и она уже стара найти себе мужа. И, как мы уже говорили, женщины могут проявлять свою обсессию в деятельностях, которые до недавнего времени были исключительно мужскими.
Я предложу вывод, который может вызвать полемику. Некоторые лакановские психоаналитики все чаще говорят об обсессивных идеях и даже об обсессивном неврозе у женщин, как о последствиях современного дискурса, не оставляющего места для означающего различия - фаллического означающего и его воображаемых репрезентаций мужского органа. Полагаю, что характеристика современного дискурса как дискурса отбрасывания означающего различия, а следовательно фаллоса, который будет означать разделение полов уже не эффективна. Это проявляется в симптоматическом возврате мыслей, которые обозначены как компульсивные из-за их сверх непристойности. Я думаю иначе, мы не можем говорить об отбрасывании фаллоса (означающего фаллоса) как о характеристике современного дискурса. Ведь люди всегда пытаются избавиться от сексуальности или как минимум хотят ее контролировать. Тем не менее, людям, особенно отцам, сейчас все труднее воплощать не ту силу, которую они действительно потеряют со временем, а желание. Воплощение желания по сути противоречит силе, так как желание всегда превосходит субъекта. Субъект может лишь взять за него ответственность и присвоить собственное желание или может защитить себя самого от него или отказать себе в нем. В действительности, отец Доры, отец молодой гомосексуальной женщины и другие отцы истеричек Фрейда были все конформистами, буржуа, но их вина за их удовольствия были частью их конформизма. Тогда как в наше время удовольствие любой ценой должно соответствовать очень строгим коллективным нормам. Сегодня мы живем во времена прозрачности и политкорректности. Вот почему мужской, как и женский обсессивный невроз проявляется как невольный остаток того факта, что невозможно подписать контракт со своим удовольствием.
1Примечание переводчика: нем. дети, кухня, церковь #клинический_психоанализ_специалистам
Программа специализации по клиническому психоанализу: www.psyclinic.org.ua
Comentários